Монголы по своему «степному телеграфу», знакомому нам с вами по творчеству двух знаменитых советских сатириков, получили кое-какие сведения о новопришедших белых. В мемуарах, которые Байкалов написал много лет спустя, после своего расконвоирования, но еще до реабилитации, это описано так:
У бакичан много женщин и детей, солдаты страшно оборваны, многие без ружей, у других, бородатых (ясно из «парадной дивизии») одни рогатки (пики), есть немного ружей на ножках и колесиках (пулеметы), а одно большое ружье на колесиках (орудие). Выясняем, что это «Макленка».
Тут есть слова, на которых обязательно надо остановиться. «Много женщин и детей». Это после зимнего «Голодного» похода» через карагандинские степи, года тяжелой голодной жизни в Емильском лагере, жутких блужданий по джунгарской пустыне, нескольких переходов через заснеженные высокогорные перевалы. Что ж это было в начале их одиссеи? Не место, кажется, такие переходы для женщин и детей!
Некоторый свет в эту сторону бросают записки одного из участников этих скитаний Камского «Русские белогвардейцы в Китае», изданные в Москве после возвращения автора в Россию в 1923 году:
Нужно заметить, что в походе и первобытных условиях жизни в лагере женщины интеллигенции зачастую переносили лишения и осваивались с обстановкой лучше мужчин. Вообще, они меньше опускалась и падали духом и даже в самых грозных условиях далеко не давали такого процента потерявших человеческий облик и оскотинившихся. Часто женщины проявляли безграничную энергию, находчивости силу воли и даже выносливость, чем интеллигенты-мужчины, которые кисли, нюнили, ничего не умели делать, были жалки и беспомощны. В походе мне не раз приходилось видеть, как женщины уговаривали своих мужей, собравшихся умирать, встать и хотя немного ободриться. Встречались картины, когда на каком-нибудь невыносимом для лошади подъеме здоровый интеллигент-мужчина понуро болтался, сидя в телеге и не желая из нее вылезти, а женщина шла тем не менее колено в снегу, погоняя или ведя под уздцы лошадей, нередко можно было наблюдать, как женщины подмазывали телеги, чинили упряжь, вьючили, седлали, запрягали и отпрягали лошадей, поили их, стреноживали, разыскивали топливо, готовили пишу, а мужчины в это время расхлябанно сидели и ждали, когда им дадут есть, самым глупым, никудышным и шуточным, бедным, а иногда и просто поганым элементом на протяжении всего пути и жизни в Китае был образованный мужчина-горожанин.
Ну, их же никто не готовил к такой жизни. Даже простого горного, лыжного или водного похода IV категории сложности либо выезда на целину или в Сургут ни за кем из них не числилось. Турсекций и стройотрядов, привычных для интеллигентов Застоя, в России Серебряного Века еще не было.
Но женщины? Русские женщины вообще загадка. А отчасти и отгадка его выживания на его, так уж часто получается, что скорбном пути. Да я и сам по рассказам предыдущего поколения и по собственным наблюдениям знаю, что и в военной эвакуации, и в недавней эмиграции наши женщины более устойчивы, быстрее встают на ноги и учатся жить в новых, ранее непредставимых, условиях, чем самые закаленные мужчины. Это не абсолют, бывает всяко, но статистически получается как-то так.
----------------------------------------
Объединенные силы Бакича и Кайгородова превосходили осажденный чекистско-монгольский отряд по численности раз в десять. И у них же была пушка! Было решено взять дацан во что бы то ни стало. Ну, а для начала осажденным был предъвлен ультиматум о сдаче с гарантией неприкосновенности всем, кто сложит оружие, «включая даже коммунистов и комиссаров». Для большей убедительности был устроен парад войск вокруг монастыря, «причем части несколько раз проходили на виду у красных, создавая иллюзию многочисленности отряда». Ну, не знаю, как вам, а для меня это сразу привело на ум «Аламо» с парадом солдат Санта-Аны вокруг крепости, где допивает последний глоток перед боем Джон Уэйн – Дэви Крокетт в енотовой шапке.
«Кроме того, в канун штурма вечером белые развели вокруг монастыря сотни костров, что также должно было подавляюще действовать на осажденных». В общем – не подействовало. Вместо белого флага осажденные выкинули ответное письмо – сочиненный ими локальный вариант Ответа Запорожцев Турецкому Султану:
Господин генерал, вы пишете, чтобы мы вам сдали оружие, но оружие, господин генерал, не малина, которую сорвал с куста да и съел. Оружие, господин генерал, берется с бою, а вы, наверно, разучились или не научились воевать с красными войсками. Ходит старый волк по сопкам и смотрит, когда у лошади отпадет губа. Эх, кабы у волка были острые зубы, а кобыла не так остро кована! ...
Ну, и так далее.
Штурм начался ночью, но сразу не заладился. Снаряды «макленки» попадали куда надо, но почему-то не разрывались. В темноте отличить своих от чужих не получилось. Белые стреляли по своим и многих перебили, а вот маленькая группа красных, под командой одного из четверых байкаловских младших братьев, успешно забросала атакующих ручными гранатами. Вот они-то разорвались, побив осколками много белых.
Кто командовал штурмом – тут есть разные версии. Одни пишут, что сам генерал, и что есаул Кайгородов был сильно недоволен потерей своих людей, другие – наоборот. Ну, поражение – всегда сирота, И ясно, что повод для взаимного недовольства был немалый. У байкаловцев тоже были потери, но намного меньше. Кажется, самой заметной из них был тот самый знатный перерожденец «красный лама» Хас-батор. В кого, однако, на этот раз вселилась его неспокойная душа у нас сведений нет.
----------------------------------------
Через два дня после неудачного приступа отряд Кайгородова ушел назад по тому же Чуйскому тракту на Алтай. Конечно, если бы удалось уничтожить отряд Байкалова, то они с генералом легко взяли бы Кобдо и стали бы хозяевами всей Западной Монголии. Не исключено, что им удалось бы собрать под своей эгидой ближних монгольских, ойратских и казахских ханов, да и из Халхи могли бы пойти к ним многие, недовольные новой промосковской властью в Урге. Сумел же делать подобное покойный барон.
Но теперь шансов на это не было и есаул со своими чалдонами и ойротами вернулся партизанить на Русский Алтай, в свои родные места, к победам, поражениям и окончательной гибели в апреле 1922 года. Не будет очень большой новостью, если мы вспомним, что партизанское движение, не поддерживаемое из-за пограничного рубежа или из-за линии фронта, обречено на погибель. Отважен и талантлив был есаул, полный георгиевский кавалер, произведенный за храбрость в офицеры, умел он привлекать сердца людей, но сила солому ломит. В бою в селе Катанда был он убит, а его голову чоновцы насадили на штык и долго возили по селам Горного Алтая в виде пропаганды умиротворения и своих успехов в борьбе с с белобандитизмом.
Бакич еще поосаждал монастырь, даже довольно долго, всего около шести недель, но по тому же многохоженному Чуйскому тракту из пограничного советского Кош-Агача пришел 185 пехотный полк и пришлось срочно от него уходить, куда глаза глядят. Собственно, выбора почти и не было. От есаула за время их недолгой совместной войны генерал узнал, что тут сравнительно неподалеку есть такой ничейный – не монгольский, не советский и не китайский – Урянхайский край. И что можно в нем перезимовать, чтобы будущей весной попробовать пробиться дальше на восток, может, и к самому Харбину.
Идея, вообще говоря, была неглупая. Ведь что такое географически Урянхай, Танну-Тува, Тыва, как не огромная Андорра? А сумел же русский эмигрант Борис Скосырев, вообще не имевший за собой никакой вооруженной силы, уговорить андоррцев признать себя ихним князем. И даже сочинил вполне либеральную конституцию и таковые ж законы, так что Андорра чуть было не процвела под его просвещенным правлением уже в июле 1934 года. И если бы не приход через перевал испанских жандармов, присланных по запросу епископа Урхельского и арестовавших самозванного князя ... Впрочем, я был в Андорре 60 лет спустя после его предприятия – ну, очень хорошо! Они таки выполнили его заветы и процвели – швейцарцы могут позавидовать.
Но кроме Географии, есть еще и История. А историческая ситуация для бакичевского предприятия складывалась не лучшим образом.
