Но пришлось нынче увидеть статейку о Солоухине, которая привела мне на ум одну киплинговскую фразу. В новелле «Как голосованием признали землю плоской» рассказчик говорит : «Ни с чем не сравнимы укоризны от любящего» – по поводу статьи, неуклюже попытавшейся похвалить местного идиота-помещика, которого весело и изобретательно травят в прессе, Палате Общин и мюзик-холле обиженные им герои рассказа.
Есть, как будто, в Москве литератор Александр Арцибашев. Ну, не знаю, не читал, может и вполне приличный. А это у него статья «Судный день наступает для каждого» в «Литературной Газете» от 4-10 апреля 2007г., № 14 (6114) на восьмой странице. Большая статья, на фотографии сам классик с со здоровым коблом типа московская сторожевая на завалинке в родном володимирском селе. Рассказ идет, как положено, о большой мужской дружбе и некотором литературном покровительстве. Я из нее отсканировал, в подтверждение справедливости киплинговского тезиса, один эпизод. Как и положено в мемуарах о знатоке леса, речь там идет о ягоде-бруснике.
Вскоре мне пришлось перейти на работу в Роспотребсоюз - помощником председателя правления. Эта организация имела по России широкую сеть магазинов «Дары природы». В том числе и в Москве. Один из таких магазинов «Кедр» располагался на улице Гиляровского, неподалёку от Рижского вокзала. Мы попрежнему перезванивались с Солоухиным, он приглашал
меня на свои творческие вечера. Однажды обратился с просьбой:
- Давненько не ел мочёной брусники. Нет её ни в магазинах, ни на рынке... А ты вроде как в начальниках, близок к дефициту. Не поможешь купить?
- Хорошо, - отвечаю. - Разузнаю, есть ли где на базах.
Оказалось, бруснику только-только завезли, но в продажу не пустили: зачем давку устраивать?
Связался по телефону с Владимиром Алексеевичем:
- Приезжайте за ягодами... Солоухин подкатил к Роспотребсоюзу на своей бежевой «Волге». Дородный, широкоплечий, в роскошной меховой шубе - навроде шаляпинской, как на портрете художника Кустодиева. От него веяло могучей силой, жизнелюбием, неуёмной энергией. Подписал книгу стихов. Поговорили немного. Затем отправились в магазин «Кедр» - всего-то дорогу перейти. Директриса принесла из подвала большое блюдо мочёной брусники - крупной, сочной, запашистой. Владимир Алексеевич зачерпнул ягоды ложкой.
- Ну и добра! - крякнул от удовольствия, облизывая губы. - Для меня главное - брусничный морс.
- Сколько же взвесить? -спрашивает продавец.
Солоухин замялся, раздумывая. Наклонился к моему уху и шепчет:
- А в какой таре хранят ягоды?
- В бочках, - отвечаю.
- И сколько одна тянет?
- Семьдесят килограммов.
- Может, бочку и взять? Чтобы с морсом-то...
Я поинтересовался у директрисы:
- Сколько бочек завезли? - Две.
- Пожертвуем одну ради русской литературы?
- Забирайте, - пожала женщина плечами.
Рабочие выкатили бочку на улицу. Солоухин открыл багажник:
- Давайте сюда.
- Что, так и поедете с открытым багажником? - повернулся я к нему.
- На этот случай я специально из дома веревочку прихватил, - улыбнулся он хитро¬вато. Примотал тесёмку к крышке багажника и облегчённо выдохнул: - Готово дело!
Спустя полгода снова встретились. Стояло лето. В Москве - жара, духота, смрад.
- Ну как, всю бруснику съели? - спрашиваю его.
- Беда, Саша, приключилась с той бочкой, - махнул он в досаде рукой: - Поставил её на балкон и уехал работать в Карачарово, что на Волге. Да задержался! А тут - весна, солнышко, капель. Клёпка рассохлась, и весь морс выбежал. Ягоды пропали. Жалко...
Как же не жалко?! Такую страну загубили!!
